о верных

Побывал вчера на выставке «Самураи. 47 ронинов».
Как я понимаю, это известная выставка «Самураи. Искусство войны», добавившая экспозицию посвящённую сорока семи верным, чтобы попасть в струю к вышедшему одноимённому фильму.

Я эту выставку посетил впервые и чертовски впечатлён. Красиво, стильно, рекомендую всем, кто так или иначе интересуется средневековой Японией. Но для меня эта красота и эта стильность обернулись, как ни странно, большим огорчением.
На выставку я попал не просто так. В феврале в рамках выставки открывается новая экспозиция, посвящённая средневековой японской эротике и меня пригласили выступить на открытии. Там, между прочим, помимо экспозиции, постоянно проводятся различные выступления и мастерклассы традиционных искусств. Так вот, в рамках переговоров об участии я и сходил посмотреть. И огорчился страшно.
Огорчился потому, что выставка очень понравилась, но со всей очевидностью ни с каким кинбаку в ней участвовать нельзя. То, что шибари — не традиционное искусство и не имеет ни малейшего отношения к эротике средневековья — это ещё пол-беды. Я, в общем-то, ходил, чтобы посмотреть: есть ли возможность как-то стилизоваться, то-сё… Ну, вдруг?

Главная же беда в том что кинбаку там категорически неуместно. Вот то самое «уместно/неуместно», о котором я писал совсем недавно. Всему своё место и садомазохистские шоу новейшей истории рядом с доспехом Ода Нобунага, рядом с одним из легендарных мечей Мурамаса — просто неуважение к реликвиям.

Поэтому, скрепя сердце, разумеется, отказался. Но знали б вы каково было искушение.

Что такое хорошо и что такое плохо

Позвонили из телешоу «алё, мы ищем таланты».
Объяснил, что при всей зрелищности и художественности бондажа это всё же садомазохизм, и что нести садомазохизм с телеэкрана в праймтайм, на мой взгляд, — аморально.
Выступить, естественно, отказался.

Впрочем, аморальность — довольно поверхностное объяснение. Его достаточно для того, чтобы обосновать отказ посторонним телевизионщикам, но не достаточно для блога о кинбаку. Тем более, что меня довольно часто спрашивают отчего я не бываю там-то, но наоборот выступаю сям-то. Пользуясь случаем, попробую объяснить. Дальше будет много букв, кому не интересно — вот вам фотография, которую мне давно хотелось вытащить из архивов.

IMG_8273-006

Продолжаю.

Сейчас всем уже известно, что кинбаку, или шибари — это связывание по-японски. Но мало кто задумывается о том, что же такое «по-японски». Для большинства это означает, что если сощурить глаза, или одеться в кимоно, или подстелить татами, или обзавестись моделью-азиаткой, или выучить десяток-другой японских слов — сразу всё будет как у самураев.
Вот только татарин с катаной ещё не самурай.

Какой бы это ни было банальностью, но японское связывание, как и всё прочее японское, вырастает из основ японской культуры, из её корней. И как в основе, в корнях западной культуры лежит концепция греха, так японская культура основана на стыде. Известная поэма про крошку-сына в переложении на японский называлась бы «Что такое прилично и что такое неприлично».
Так вот: очевидно, что для понимания японских культурных феноменов, к которым относится и кинбаку, нужно очень хорошо чувствовать что прилично, а что нет. А кимоно, татами, гейши и всякое прочее додзё — это мишура, арабески.

Ну и ещё один нюанс: исторически кинбаку, оно же шибари — это порнография. Оно родилось из порнографических картинок сюнга, развилось в специализированных журналах для взрослых и утвердилось в манге и видео с цензурными полосками и пикселями.
Порнография это хорошо или плохо? Морально или аморально?
По-японски вопрос так не встанет в принципе.
Вопрос встанет так: прилично или неприлично?
Ответ очевиден: смотря где.
В альбоме весенних картинок — вполне прилично. В весёлом доме — прилично. В специализированном клубе, дома с подружкой, даже на большой сцене прилично, если это сцена фестиваля порнографов. И не просто прилично, а и крайне уместно.
А на общественном телеканале в прайм-тайм? Отож.
И, по-моему, если человек не понимает этой разницы, то пусть он бегло говорит по-японски, пусть обрядится в десять кимоно, обвяжется фундоси и фуросики — он не понимает и не поймёт кинбаку. Доступный ему максимум — вторичный продукт, бессмысленное повторение за другими.

Кстати, о больших сценах. Эстетика кинбаку основана на таком японском эстетическом принципе, как скрытая красота, югэн. Принцип этот заключается в том, что истинная красота скромна, не бросается в глаза, являет себя лишь исподволь, открывается лишь внимательному наблюдателю.
Мне одному кажется, что чем больше сцена, тем меньше вокруг неё внимательных наблюдателей? Что любая конкурентность (в частности, например, конкурс «мы ищем таланты») в принципе напрочь убивает этот принцип. Что если ты изо всех сил подпрыгиваешь повыше — вот я! вот я! вот как я умею! посмотрите на меня! послушайте меня! расскажите обо мне! поставь лайк и поделись ссылкой на меня! — это, вероятно, очень, очень, очень-очень не бросается в глаза. Ну просто полный югэн.

Резюмирую: я ни в коем случае не претендую на доскональное знание и понимание японской культуры. Просто в своих действиях я руководствуюсь представлениями о том, что прилично, а что нет. Что уместно, а что неуместно. Что пристойно, а что непристойно. И действовать иначе — тем паче с верёвкой в руках — я просто не могу.

Возвращаясь к началу, выступление с кинбаку в телеконкурсе на мой взгляд крайне непристойно. Проще это было объяснить как аморальность, а более сложное и точное объяснение, если оно кому-нибудь интересно, я постарался дать здесь.

Все имена и названия вымышлены, совпадения случайны.